Том 5. Романы 1928-1930 - Страница 198


К оглавлению

198

Его приняла Роэна Лесфильд, молодая женщина в расцвете жизни, жена директора консерватории.

Гостиная, где Тиррей девять лет назад сидел, восхищаясь золотыми кошками, выглядела все так же, но не было в ней тех людей, какие составляли тогда для начинающего жить юноши весь мир.

– Я исполняю поручение, – сказал Галеран вопросительно улыбающейся молодой женщине, – и если вы меня помните, то догадаетесь, о ком идет речь.

– Действительно, ваше имя и лицо как будто знакомы… – сказала Роэна. – Позвольте, помогите вспомнить… Ну, конечно. Кафе «Отвращение»?

– Да. Вот олень. Тиррей просил передать его вам. Галеран протянул ей вещицу, и Роэна узнала ее. В это время появилась скучающая, бледная Элеонора, девушка с капризным и легким лицом. Жизнь сердца уже неласково коснулась ее.

– Элли! Какая древняя пыль! – сказала Роэна. – Смотри, мальчик, который был у нас лет девять назад, возвращает свой приз оленя. Да ты все помнишь?

– О, как же! – засмеялась девушка. – Вы – друг Тиррея? Я сразу узнала вас. Где этот человек? Тогда он так странно пропал.

– Он умер в далекой стране, – ответил Галеран, поднимаясь, чтобы откланяться, – и я получил от него письмо с просьбой вернуть вам этот шутливый приз.

Настало молчание. Никто не поддержал мрачного разговора, пришедшегося не совсем кстати: у Роэны хворал мальчик, а Элли, ставшая очень нервной, инстинктивно сторонилась всего драматического.

– Благодарим вас, – любезно сказала Роэна после приличествующего молчания. Так он умер? Как жаль!

Слегка пошутив еще на тему об «Отвращении», Галеран простился и уехал домой.

– Ведь что-то было, Элли? – сказала Роэна, когда Галеран ушел. – Что-то было… Ты не помнишь?

– Я помню. Ты права. Но я и без того не в духе, а потому – прости, не сумею сказать.


Феодосия, 28 марта 1929 г.

Комментарии

В пятый том включены последние романы А. С. Грина, опубликованные в 1928–1930 гг. В это время писатель работал преимущественно над произведениями крупной формы. Новых рассказов было напечатано немногим более десяти. Из ранее написанного удалось составить три книжки: «Вокруг света» (М.: Огонек, 1928. – 44 с); «На облачном берегу» (М.: Огонек, 1929. – 44 с); «Огонь и вода» (М.: Федерация, 1930. – 214 с). Продолжалась публикация томов Полного собрания сочинений (см. Примечания к первому тому). Об интенсивности творческой мысли писателя свидетельствуют вышедшие романы («Бегущая по волнам», «Джесси и Моргиана», «Дорога никуда»), опубликованная полностью в 1932 г. «Автобиографическая повесть» (Л.: Изд-во писателей. – 132 с.) и богатые неосуществленными замыслами черновые материалы. Рукописи А. Грина могут служить наиболее глубоким комментарием к его произведениям: в них содержатся своеобразные «подсказки» к осмыслению многоплановости его образов, разъяснение особенностей его творческого самочувствия. Так, в одном из вариантов «Дороги никуда», от лица некого писателя Сайласа Флетчера, дается признание: «…С великим трудом, исподволь, приучал я редакторов печатать сообщения и истории, которые были для них, строго говоря, почти что четвертое измерение… Я не стеснялся поворачивать материал его острым и тайным углом… находя такие черты жизни или придуманных мною событий, какие удовлетворяли мой внутренний мир». Само собой, что «такие произведения, среди обычного журнального материала, рисующего героев эпохи, настроение века», вызывали все возрастающие трудности с их публикацией (ЦГАЛИ. – Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 11. Ч. 2. Л. 91 об. – 93). В итоге, заключал Сайлас Флетчер, «мои рассказы стали печатать меньше и реже. Наконец произошло так, что секретарь „ежемесячника“, прямо посмотрев мне в глаза… сказал: „Флетчер, мы возвращаем рассказ…“» (там же, л. 98 об.). Да и в другом издании его тоже ожидало «горькое разочарование» (л. 100 об.). Такое отношение усугублялось распространением влияния писателей типа Иосифа Мейера – все виды прессы он завалил своей продукцией, предлагая «журналу семейных традиций» – повесть «Очаг», «радикальному» журналу – «поэму в девять частей „Восстание углекопов“», и т. д., и т. п. (там же, л. 95–95 об.).

Фрагмент этот чрезвычайно напоминает резкие суждения А. В. Луначарского – «чудовищными и ублюдочными» называл он убеждения вроде следующих: «Художник – это мастер, который может все. Социальный заказ? – Пожалуйста. Вам нужно написать по поводу 7-часового рабочего дня? – есть» (Луначарский А. В. Классовая борьба в искусстве // Искусство. – М., 1929. С. 17). А. Грин, по сути, размышлял об этом же. И в такой «атмосфере», писал он от лица Сайласа Флетчера, «пропадала всякая „охота“ спорить о тонкостях стиля или исследовать границы соприкосновения литературных школ…» (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 11. Ч. 2. Л. 77). Однако именно жизнь художника и писательские раздумья составляли для Грина изначальный стимул творческой работы, хотя в окончательный текст эти размышления входили лишь в опосредованном виде. Рукописи последних трех романов свидетельствуют о том, что их «внутренней» темой были поиски сюжета, способного «событиями и интригой охватить все главное души автора…» (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 11. Ч. 1. Л. 9).

С наибольшей скрупулезностью такой подход разрабатывался в материалах «Бегущей по волнам» – эпиграфом к ней должен был стать следующий: «Он обдумывал части сюжета, как море обкатывает камни, обтачивает их и делает частью нашей души». «Привести буквально», – записал здесь Грин (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 7. 4.1. Л. 207 об.). Именно «Бегущая», посвященная в своем подводном течении раскрытию интуитивных поисков такого сюжета, явилась высшим достижением творчества писателя-романтика. Всей структурой своих образов он воплотил мысль о сути жизни (и творчества, искусства) как нескончаемом движении к совершенству, осуществлению «своего Несбывшегося». Стремление проникнуть в эту страну духовных тайн, отвечающую незавершенной, ищущей природе человека, и составляет сущность гриновского романтизма.

198