Так они совещались вполголоса перед дверью лавки и увидели длинную фигуру Ботреджа, спотыкающегося в темноте об ящики.
– Кстати, кстати, Ботредж. За перцовой? Вы не уйдете, так как обсудите с нами одно важное дело.
– Стоит сюда зайти, как задержишься, – сказал Ботредж простуженным голосом, стараясь рассмотреть Галерана.
– Надо вам познакомиться, – обратился Стомадор к Галерану, который, со своей стороны, наблюдал, – каков Ботредж и можно ли ему верить.
Из осторожности Галеран сказал вымышленное имя – Орт Сидней, – а Ботредж так и остался Ботреджем.
Заговорщики вошли в комнату. Недоумевая, о каком важном деле предстоит разговор, и жалуясь, что всю прошлую ночь дрожал от холода на шлюпке, далеко от берега, в ожидании судна с кокаином, не явившегося по неизвестной причине, а потому простудился, Ботредж сел против Галерана. Стомадор вытащил из шкафа литровую бутыль перцовки и банку с консервами. После того лавочник сел на свое место за середину стола.
– Не бойтесь, Ботредж, – сказал Стомадор. – Господин Сидней не наш, но свой… вот видите – вышел каламбур.
– Я не боюсь, – быстро ответил контрабандист, взглядывая на Галерана с вежливой улыбкой, при этом в его лице сверкнула бессознательная смелая черта, и Галеран поверил в него.
– Что же, будем пить? – осведомился Стомадор у Галерана, который утвердительно кивнул, пояснив:
– Теперь можно пить, главное решено.
– Ботредж, – начал Стомадор, – если я появлюсь за тюремной стеной как раз против моей лавки, что очутится передо мной? Какого рода картина?
– Так надо знать, куда вы гнете и к чему. Ясно, что можно попасть в несколько разных мест.
– Вы правы, – сказал Галеран. – Дело в том, что предстоит рыть подкоп из двора этой лавки к лазарету и освободить Гравелота. Иным образом ему спастись невозможно. Надо знать, в каком месте за стеной тюрьмы выгоднее рыть выходное отверстие.
Ботредж ничем не выдал своего изумления, но хитро поглядел на Стомадора.
– Вы уже пили перцовку? – спросил он, не зная – шутить или отвечать серьезно.
– Когда шутили в моем доме такими вещами?
– Ну, дядя Стомадор, это я так. Судите сами, а я расскажу устройство двора за той стеной, которая против нас, с воротами. Налево от прохода между воротами примыкают к нему квартиры начальника и его помощника, а направо, то есть в нашу сторону, к проходу примыкает цейхгауз. Его продолжение вдоль стены есть тот самый лазарет. На правом его крыле садик из кустов, куда днем водят больных, если разрешает доктор. Только в этот садик вы и можете попасть. Я выпью, – сказал Ботредж, помолчав, – и потом буду вместе с вами соображать. Дело дерзкое, что говорить, однако возможное.
– Почему же это ты выпьешь? Мы тоже выпьем. – Стомадор наполнил стаканчики и подвинул каждому вилку – брать из жестянки мясо. Сам он выпил последним и, голодный, начал основательно есть.
– Кто стряпает вам? – захотел узнать Галеран.
– Никто, представьте. Я питаюсь своими товарами, так привык, от горячего я сонлив.
– Вот только как выйти из лазарета? – сказал Ботредж. – Дверь хотя и с правого крыла на конце здания, но она расположена по фасаду, ее видит часовой внутренних ворот. Он сидит там на скамье, у своей будки, или ходит взад-вперед.
Все призадумались.
– Вот видите, – сказал Стомадор Галерану, – обстоятельство это не пустяковое.
– Эта дверь куда открывается? – Галеран пояснил свою мысль движением руки от себя и к себе. – Иначе говоря, если человек выходит из лазарета, то дверь распахивается налево, к воротам, или направо?
– На… лево, – сказал, подумав, с уверенностью Ботредж. – Да, налево, так как я работал в садике и видел ее. А мой глаз, как – положительно – фотография.
– Это очень важно, чтобы дверь, открываясь, закрывала собой идущего человека со стороны часового. – Галеран снова принялся думать. – Ну, теперь скажите, можете вы помочь рыть?
– Пожалуйста, я могу.
– Он силен, – сказал Стомадор, – только на вид костляв.
Тогда Ботредж поинтересовался общим составом плана, и Галеран рассказал ему все предположения, какие были обсуждены уже с лавочником. Все это было только начало. Более важные вопросы – о распределении дежурств в решительную ночь побега, о том, кто будет работать, куда складывать выбранную из подкопа землю, – возникли сами собой. Без Факрегеда ночью в лазарете не обойтись – таково было общее мнение, переданное для разведки и разработки Ботреджу, при помощи Катрин Рыжей и Кравара, начавшего под ее влиянием оказывать контрабандистам все более важные услуги. Галеран хотел еще измерить емкость сарая, пустых ящиков и бочек, загромождавших маленький двор лавки. Сделав бумажный метр из старой газеты, Галеран удалился, сказав:
– Чем больше мы разузнаем за эту ночь, тем легче будет потом.
Когда Галеран вышел, Стомадор и Ботредж опорожнили по стакану перцовки. Увидев навощенные палочки, Ботредж собрал их в кулак, поставил снопом и сразу разжал руку. Палочки упали друг на друга, как горсть макарон.
– Отец? – спросил он, давая знак начинать игру.
– Такой же, как я.
Стомадор низко нагнулся над столом, высматривая свободно лежавшую палочку или упавшую так, чтобы снять ее можно было, не шевельнув ни одной другой. Если палочка, прикасающаяся к снимаемой, хотя чуть трогалась, игрок уступал очередь, а выигравшим считался тот, кто больше снял палочек. Это была больная, воровская игра, требующая совершенного расчета движений.